d5e09463     

Пантелеев Алексей Иванович (Пантелеев Л) - У Щучьего Озера



Алексей Иванович Пантелеев
(Л.Пантелеев)
У Щучьего озера
Осень позапрошлого года я провел в лесной и озерной местности,
километрах в сорока от Ленинграда, в местах, которые еще совсем недавно были
чужими, финскими, а теперь, после двух войн, опять отошли к нам.
Осень стояла поначалу нескладная: раньше срока начались штормы в
заливе, рано ударили заморозки, рано и быстро облетели редкие в этих местах
березы, приумолкли птицы, побагровел клен в дачных садах... Изредка налетал
с моря теплый и шумный западный ветер, разметал тучи, выгонял на час, на
другой солнце, а чаще с утра до утра моросил мелкий, нудный, тот самый -
"словно сквозь сито просеянный" - дождик.
В один из таких дождливых деньков возвращались мы с собакой Джеком от
Щучьего озера лесом в поселок. Оба мы изрядно устали, вымокли,
проголодались, но домой не спешили.
Есть прелесть и в самой поздней осени - в этом безнадежном дожде, в
этих острых, одуряющих запахах тления, в этих маленьких, сморщенных,
посиневших от холода сыроежках, на ссохшихся беретиках которых лежат
сосновые иголки, липнет брусничный лист и дрожит, сверкает, как слеза,
дождевая капля.
Шумит над головой лес. Мягко похлюпывает под ногами сизый карельский
мох. Рдяно алеют в своей нержавеющей зелени крупные бусины брусники. Косо,
невпопад лежит рыжий, поникший папоротник. И никаких звуков - ничего, кроме
шума дождя и шорохов леса.
Овчарка моя бежала впереди, то исчезая, то снова появляясь за мокрыми
темными деревьями.
Вдруг я услыхал ее густой, захлебывающийся лай. Так она могла лаять
только на живое существо и, уж конечно, не на человека, а на зверя...
Поспешив на ее голос, я еще издали увидел сквозь сосновые заросли дощатый
некрашеный заборчик, а подойдя ближе, увидел за этим забором деревянные
кресты и бурые деревянные обелиски с железными пятиконечными звездами.
Подхожу еще ближе и вижу, что за оградой этого странного лесного кладбища
стоят с рогами наизготовку две маленькие белые козочки, а мой Джек,
навалившись передними лапами на перекладину забора, заливается,
захлебывается злобным и жалобным лаем. Отогнав его и успокоив, я отыскал
калитку, отмотал проволоку, которой она была привязана, снова ее закрутил и
пошел по заросшим кладбищенским дорожкам.
Кладбище - маленькое, старое, дореволюционное.
Под высокими редкими соснами, в кустах боярышника и акатника -
несколько свежих надгробий, деревянные и железные кресты, две-три крашенные
суриком пирамидки, и на одной из них гвоздиками набит сбоку лучинный
шестиконечный крест. А вокруг, в густых, непролазных джунглях бурьяна, -
обломки чугунных решеток, металлических венков; латунных лент... Иду по
тропинке и спотыкаюсь о разбитую каменную плиту, почти целиком ушедшую в
землю. Наклоняюсь и с трудом читаю: "Hier ruhet im Gott..." Делаю еще
несколько шагов и останавливаюсь перед высоким, уродливо тощим, словно
высохшим деревянным крестом и перед такой же тощей, узенькой, вытянутой в
длину могилой. Крест, крашенный когда-то белой краской, облупился, посерел;
порыжела, проедена насквозь черная жестянка, бывшая некогда иконкой. На
могильном холмике никнут, мокнут, сползают в сторону увядшие цветы: два
кустика незабудок, анютины глазки, лиловатые сморщенные бантики
иван-да-марьи. А на перекладине креста - белая, тронутая ржавчиной дощечка,
и на ней черными прямыми буквами выведено:
Анна Владимiровна
СЪДЕЛЬНИКОВА
Родилась въ Любимъ въ 1874 г.
Умерла въ Оллила въ 1939 г.
Смотрю на этот крест, по которому медленно пол



Содержание раздела