Пантелеев Алексей Иванович (Пантелеев Л) - Лопатка
Алексей Иванович Пантелеев
(Л.Пантелеев)
Лопатка
Цикл "Дом у Египетского моста"
{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
В этот день родители наши с утра поссорились.
И все-таки мы собирались куда-то ехать. Куда и к кому - не скажу, не
помню, но хорошо помню, что ехали все вместе: папа, мама, Вася и я. Такое у
нас бывало не часто. Почему-то всегда получалось так, что в гости мы ездили
или с одной мамой, или с одним папой. А тут - всем семейством. Значит,
предстояло что-то чрезвычайное, необыкновенное.
Не могу точно назвать год, когда это случилось. Значит, не помню, и в
каком я был возрасте. Судя по тому, что папа находился не на фронте, а дома,
еще не начиналась первая мировая война. Выходит, таким образом, что мне
минуло тогда лет пять-шесть. А Вася и совсем был поросенок. Толстенький,
белобрысенький, слегка даже рыжеватый поросенок с молочно-голубыми, как наше
северное летнее небо, глазками.
Дома сильно пахло вежеталем, которым отец по утрам смачивал свои
жесткие волосы, мамиными духами, глаженым бельем, паленым волосом. Горничная
Варя, сбиваясь с ног, бегала то и дело из кухни в кабинет или в спальню - то
с папиными начищенными штиблетами, то с парикмахерскими щипцами, то с
маминой кружевной нижней юбкой.
Нас уже давно привели в парадный вид, нарядили в новые синие блузки с
белыми накрахмаленными воротничками и такими же крахмальными манжетами,
повязали нам на шеи пышные белые в голубую крапинку банты, обули в сапожки
на пуговках. Закованные, как в латы, в эти манжеты и воротнички, застегнутые
на все пуговицы, мы уже с полчаса томились, не зная, куда себя девать...
А родители ссорились. Одеваясь каждый в своей комнате, они говорили
друг другу через закрытые двери какие-то колкие и обидные слова. О чем там
шла речь, мы, конечно, не понимали. Мы просто слушали, вздыхали, уныло
слонялись по квартире и ждали, когда же в конце концов родители будут готовы
и выйдут.
Наконец нас увидел папа. Он быстро вышел из кабинета - без пиджака, в
одном жилете. Нижняя часть лица его была затянута, как забралом, прозрачным,
сетчатым наусником.
- Эт-то что такое? Вы почему торчите дома? - сказал он голосом из-за
наусника особенно страшным. - А ну живо - одеться и во двор!
- Как, они дома? - послышался испуганный голос мамы.
- Ха! А вы, мадам, даже не знали об этом? - слегка захохотал отец в
сторону спальни. - Нарядить, как попугаев, детей, на это ума хватает, а вот
позаботиться, чтобы мальчишки были на воздухе...
- Боже, они дома, - повторила мама, появляясь в дверях гостиной - уже
нарядная, в шуршащем платье, с каким-то сверканием на груди, но еще не
причесанная, с висящим на лбу рыжеватым шиньоном.
- Детки, милые, - сказала она. - В самом деле, что же вы торчите дома?
Идите. Подышите. Мы... с вашим отцом минут через пятнадцать спустимся. Варя,
оденьте их, пожалуйста.
С помощью горничной мы облачились в наши демисезонные серые в елочку
пальтишки, напялили на стриженные под машинку головы такие же серые в елочку
кепки, и Варя выпустила нас на лестницу.
Выходя, я заметил в углу передней свою маленькую деревянную лопатку и
на всякий случай прихватил ее. Лучше бы я ее не замечал и не прихватывал.
Ведь именно с этой паршивой, обшарпанной, посеревшей от времени лопатки все
и началось.
Был солнечный, но уже не жаркий, а даже прохладный осенний день. Как
всегда в это время года, мне как-то особенно крепко ударили в нос сразу все
запахи нашего двора - смолистый запах лесного скла